Requiem aeternam…

Часть 2

Smartus Yodus
6 min readOct 20, 2021
Art by Tsuneo Sanda

Первая часть

Однако, теряя наших близких, мы не можем не задаваться вопросом о том, что ждет их, а, возможно, и нас, там, за чертой, отделяющей бытие от… чего? Есть ли там что-то?

Данный вопрос, без сомнения, является одним из самых важных и неопределенных на протяжении всей осознанной жизни любого из нас, однако, наиболее остро он возникает в момент фазы глубоких переживаний потери кого-то близкого. Нам хочется, а вернее, мы испытываем крайнюю необходимость понимания, что жизнь близкого в каком-либо качестве продолжается и после катастрофичного (для живых, в первую очередь) и необратимого события.

Чем обусловлен данный аспект нашего мировоззрения?

Ну, самым очевидным представляется предположение, что наш мозг таким образом пытается компенсировать потерю важного источника энергии и ресурсов — допуская возможность какого-то существования, пусть и вне пределов нашей достижимости, мы все же получаем некоторое количество энергии, хоть, вероятно, и само-индуцированной. Кроме того, таким образом снижается разрушительность воздействия трагических переживаний. Но здесь есть и вопрос личной перспективы, поскольку в такие моменты мы не можем не проецировать смерть близкого на нашу собственную жизнь, и отсутствие даже такого туманного варианта дальнейшего существования может оказать кардинально демотивирующую роль и лишить воли к жизни наиболее уязвимых.

В действительности же, рациональный и эмоционально отстраненный подход не дает почти никаких шансов на существование такого, метафизического, варианта реальности.

Почему? Потому, что все, с чем мы ассоциируем близких людей и животных, как можно сейчас утверждать с большой долей уверенности, является проявлениями физического тела. Действительно, эстетические, сенситивные, качества полностью принадлежат физиологическим особенностям тела, а поведение, ментальная деятельность, и, даже, эмоциональная сфера, являются продуктом деятельности мозга, разнообразия нейронных связей и метаболизма. Т.е., вся индивидуальность, все особенности, присущие тому или иному индивиду (как из числа людей, так и животных), то, что раньше (а может и сейчас) относили к такому обширному и неопределенному понятию, как “душа” (в общем, все то, что привлекало нас и создавало основу прочной связи), при всех, существующих на данный момент, пробелах в знаниях, может быть классифицировано как результат действия конкретного организма и протекающих в нем процессов. Соответственно, со смертью организма, все это исчезает также…

Но даже, если предположить, что некое подобие существования после смерти возможно, то вряд ли это может быть, в хоть какой-то степени, похожим на привычное нам.

Скорее, это могло бы быть каким-то проявлением полевой формы, видом некой энергии, которая вполне могла бы нести информацию (возможно, и накопленный за всю жизнь, объем), но точно была бы лишена любых эмоций и физиологических особенностей. Можно даже допустить существование некоего общего информационного поля, существующего в пределах Земли, а возможно и в пределах Вселенной, частью чего, могла бы быть наша “душа” или наше индивидуальное информационное поле, что-то вроде “Ноосферы”. Однако, я с трудом могу представить, что такое “поле” по какой-то причине могло бы сохранять форму и качества физического тела — скорее, больше походить на плазмоид или шаровую молнию.

Если такой вариант возможен, то можно предположить и то, что наши воспоминания могут служить определенным “каналом связи” с умершими, определенным мостиком между нами и ими, или, даже, быть своеобразным источником энергии, позволяющим им сохранять некую “индивидуальность” и не растворяться в общем информационном поле.

Но это всего лишь фантазии…

Конечно, нельзя не отметить, что существует масса свидетельств контакта с умершими людьми или животными, или опытов клинической смерти, однако, на мой взгляд, все такие случаи гораздо проще объясняются деятельностью мозга, пусть и фантасмагоричной, но не нереальной в условиях чрезвычайного эмоционального стресса или кислородного голодания. Сухие факты таковы — никто “оттуда” не возвращался… Хотя я готов допустить существование чего-то, что данное мнение могло бы опровергнуть (к моей огромной радости).

И все же, почему вера в “жизнь после смерти” оказывается столь сильной, несмотря на технический и интеллектуальный прогресс, а все новые и новые свидетельства не ставят в данном вопросе окончательной “точки”?

Более того, считается, что лишь до 20% от мирового населения может быть не религиозными или атеистами. И это при всех достижениях науки и уровне образованности в 21 веке!

Все ли это количество можно объяснить недостатком личностного развития или защитными механизмами мозга, позволяющими избежать парализующего страха неизбежного прекращения существования?

Вряд ли можно ответить на данный вопрос утвердительно, ведь среди верующих много образованных, рационально мыслящих, людей.

К примеру, упомянутая мной ранее, Элизабет Кюблер-Росс, большую часть своей деятельности проводила с умирающими людьми и была активной приверженицей идеи загробной жизни. Может быть, даже, чересчур активной…

Следует отметить, что все религии, в той или иной степени, связаны с идеей посмертного существования. Но ведь и до них, античные религии, верования, культы были наполнены идеями о “потустороннем” — богами, духами, мертвыми предками и животными. Они могли не иметь четких конструкций и правил, характерных для классических религий, но главное было и остается поныне — существование некоего мира, находящегося за пределами нашего.

Не сложно предположить, что подобные идеи проистекают из иррационального или эмоционального восприятия окружающего мира. Однако, мне трудно представить, что люди, вне зависимости от времени и условий существования (раньше или сейчас), кроме особо экстремальных ситуаций, годами находились в состоянии постоянного страха смерти, ведущего к возникновению фантазий о ее несущественности. Такое невозможно с точки зрения адаптивных механизмов организма, позволяющих любые долговременные обстоятельства воспринимать как удовлетворительные для жизни.

Сложно также представить и “вирусность” какой-то идеи, особенно в условиях отсутствия способов коммуникации Древнего мира (не говоря уже об архаичных временах, откуда, вероятно, данные представления и берут начало) — сознание человека консервативно и распространение даже чрезвычайно привлекательных концептов должно ложиться на “благоприятную почву”, т.е. должно иметь некое внутреннее созвучие, готовность воспринимать и принимать такую идею.

А ведь религии, как мы знаем, оказываются невероятно живучими и успешными!

Да, религиозные идеи просты, но вряд ли могли бы получить столь широкое признание если бы не готовность большой (а, вероятнее, подавляющей) части любого социума воспринимать их.

О чем это может говорить?

Очевидно, что вера (в любых ее проявлениях), это почти исключительно прерогатива эмоциональной части нашего бытия. Традиции, обряды, культы, верования и религии, это, в свою очередь, попытки рационализировать эмоции, связанные с верой, создать конструкции, правила и принципы, позволяющие унифицировать ощущения, которые оставались и остаются до сих пор, во многом, загадкой для нас.

Иными словами, религия, это интерпретация эмоций и ощущений, связанных с чем-то, что лежит за пределами восприятия наших чувств, но к чему мы неосознанно относимся как к некой реальности.

Возможно, при столкновении с какой-то религией, мы меньше внимания обращаем на религиозные конструкты, которые несут отпечаток попыток рационального осмысления множества авторов и культурных особенностей разных территорий и эпох, а больше ощущаем определенную близость с главными идеями религий и верований?

Вряд ли предположение, что любая религия несет явный культурный след и выбирается, в первую очередь, исходя из культурной и социальной идентичности, требует особой аргументации. Так же, как и то, что их каноны отзеркаливают особенности исторических эпох и убеждений авторов/интерпретаторов, во многом являющиеся в наши дни глубочайшим анахронизмом, что становится главным фактором неприятия для здравомыслящих людей и головной болью для руководства религиозного истеблишмента.

Если это так, то вполне вероятно, что интуитивно мы ощущаем, что какое-то подобие потустороннего мира существует, так же как и какая-то форма посмертного существования. Видимо, данная идея не вызывает внутреннего эмоционального отторжения или дисгармонии у большей части человечества (даже, похоже, у многих убежденных атеистов), а любые расхождения проявляются при попытках рациональной интерпретации данного феномена.

Остается, конечно, вопрос — может ли интуиция такого огромного количества людей (в настоящем и прошлом) быть неверной (о субъективности бесчисленных интерпретаций я даже и упоминать не буду), и что это нам дает?

Напомню, что интуиция, чрезвычайно важный инструмент существования, а, часто, и выживания, в сложном мире. Однако, то, что мы понимаем под “рекомендациями” интуиции, является, на самом деле, рациональной интерпретацией нашего разума, зависящей от уровня развития и способности корректно воспринимать эмоции. Деятельность разума имеет явные ограничения, связанные с объемом знаний и особенностью парадигмы бытия носителя, а вот какие границы у интуиции, думаю, вряд ли кто-то может подсказать.

Вопрос открытый — на данный момент нам не хватает ни знаний, ни понимания, чтобы окончательно закрыть эту тему. Жизнь же и мир настолько сложные понятия, что даже очевидные вещи, в конце концов, могут оказаться не тем, чем кажутся.

Поэтому, верьте или нет, главное, помните и любите тех, кто ушел — в любом случае, рано или поздно, вы будете на их месте.

Тогда все сами и узнаете…

“Да пребудет с вами сила!”

Продолжение попыток построения понятной (и, смею надеяться, достаточно простой) модели мира вы можете найти здесь.

--

--